Адрес страницы: http://spinavigator.narod.ru/bibleistics_renan_pastor_poslan.htm
Э. Ж. Ренан.
"Апостол Павел".
Послания к Тимофею и Титу
http://community.livejournal.com/ru_gnostik/334832.html
Руслан Хазарзар @ 2010-10-29
...Оба послания к Тимофею и посл. к Титу. Подлинности этих посланий противоречат непреодолимые затруднения. Я считаю их за апокрифические произведения. Для доказательства я мог бы показать, что язык этих трех писаний не похож на язык Павла; я мог бы набрать целый ряд выражений и оборотов, либо свойственных исключительно автору, либо особенно излюбленных им[1], каковые выражения и обороты, по своей характерности, должны были бы находиться в таком же количестве и в других посланиях Павла, а между тем в последних, особенном в этом количестве, не наблюдаются. И других выражений, которые являются почти подписью Павла, там нет. А главное, я мог бы показать, что послания эти содержат массу несообразностей, как по отношению к предполагаемому автору, так и по отношению к предполагаемым адресатам. Обычной чертой писем, подделанных в интересах учения, является то, что подделыватель за спиной адресата видит публику, и потому пишет ему вещи, отлично ему известные, но которые подделывателю нужно сообщить публике. Все три разбираемые послания отличаются таким характером в высокой степени. Павел, письма которого носят в такой большой мере частный и определенный характер, Павел, верящий в скорый конец света и никогда не предполагающий, что письма его будут читаться по прошествии веков, Павел вдруг окажется общим проповедником, настолько мало занятым своим корреспондентом, чтобы читать последнему наставления, никакого отношения к нему не имеющие, и обращаться к нему с маленьким уставом церковной дисциплины, имеющим в виду будущие века. Но я могу обойтись без этих доводов, которые уже сами по себе были бы решающими. Для доказательства моего положения я воспользуюсь только рассуждениями, так сказать, материального порядка; я попытаюсь доказать, что этих посланий нельзя уместить не только в известные нам, но даже и в предполагаемые рамки жизни Павла. Весьма важно предварительно отметить полное сходство этих трех посланий между собой, сходство, вследствие которого приходится либо признать подлинность всех трех их, либо отвергнуть их все, как в одинаковой мере апокрифичные. Особые черты, резко отличающие их от прочих произведений апостола, одинаковы для всех них. Выражения, чуждые языку Павла, находятся также во всех трех в равной мере. Недостатки, делающие слог их недостойным Павла, одинаковы. Довольно странно, что каждый раз, как Павел берется за перо, чтобы писать своим ученикам, он забывает свои привычки, впадает в те же расплывчатости, в те же идиотизмы. Основная идея вызывает те же соображения. Все три послания переполнены туманными советами, нравственными вразумлениями, в которых Тимофею и Титу, знакомым с взглядами апостола вследствие ежедневного с ним общения, не было никакой нужды. Заблуждения, с которыми в посланиях ведется борьба, всюду представляют известного рода гностицизм. Заботы автора во всех трех письмах остаются неизменными; в них чувствуются ревнивые и беспокойные усилия уже сложившегося правоверия, уже сильно развившейся иерархии, Все три послания иногда повторяются друг в друге и повторяют также и другие послания Павла. Во всяком случае достоверно, что если эти послания были продиктованы Павлом, они относятся к одной и той же эпохе его жизни, эпохе, отделенной многими годами от времени составления остальных посланий. Всякая гипотеза, допускающая, напр., между написанием каждого из трех разбираемых послание трех или четырех летний промежуток, или помещающая между ними какое-нибудь из других известных нам посланий, должна быть отвергнута. Сходство всех трех посланий между собой и отличия их от остальных можно объяснить только одним: предположив, что они были написаны в довольно короткий промежуток времени и много времени спустя после других, в эпоху, когда все окружавшие апостола условия изменились, когда он постарел и его взгляды и слог претерпели сильную перемену. Но даже если бы удалось доказать правильность подобной гипотезы, и тогда, несомненно, вопрос не был бы решен. Стиль человека может измениться; но переход от самого поразительного и неподражаемого слога, какой только наблюдался, к слогу растянутому и бессильному, невозможен. Во всяком случае, подобная гипотеза совершенно исключается всем, что нам самым определенным образом известно о жизни Павла. Это мы сейчас и докажем.
Первое послание к Тимофею представляет меньше всего особых черт, и все-таки, даже если бы оно одно только и имелось бы, ему нельзя было бы найти места в жизни Павла. Последний, в то время как он, будто бы, пишет это послание, расстался с Тимофеем недавно, т. к. не писал ему еще со времени отъезда (I, 3). Апостол оставил Тимофея в Эфесе. Павел отправлялся тогда в Македонию; не имея времени на борьбу с заблуждениями, начинавшими распространяться по Эфесу, и главами которых были Гименей и Александр (I, 20), Павел оставил Тимофея бороться с этими заблуждениями. Путешествие, предпринятое Павлом, будет непродолжительно; он рассчитывает вскоре вернуться в Эфес (III, 14-15; IV, 13).
Были предложены две гипотезы, чтобы вставить это послание в картину жизни Павла, как она рисуется по Деяниями подтверждается достоверными посланиями. По мнению одних, путешествие из Эфеса в Македонию, разделившее Павла и Тимофея, — то, в котором рассказывается в Деяниях, XX, 1. Путешествие это имело место во время третьей миссии. Павел три года оставался в Эфесе. Он отправляется повидать свои церкви в Македонии, а потом в Ахайе. И именно из Македонии или Ахайи, говорят они, он и пишет ученику, оставленному им в Эфесе с широкими полномочиями. Эта гипотеза неприемлема. Прежде всего мы знаем из Деяний (XIX, 22), что Тимофей прибыл в Македонию раньше учителя, и Павел, действительно, присоединился там к нему (II Кор., I, 1). Затем, правдоподобно ли, чтобы Павлу, чуть ли не на следующий день по отъезде своем из Эфеса, пришлось давать своему ученику инструкции, которые мы читаем в I посл. к Тимофею? Он сам имел возможность бороться с теми заблуждениями, на которые он ему указывает. Оборот I Тим., I, 3 совершенно не подходит к человеку, уехавшему из Эфеса после долгого пребывания там. Сверх того, Павел выражает намерение вернуться в Эфес, III 14; IV, 13); между тем у Павла при отъезде из Эфеса было твердо решено, что он направится в Иерусалим, минуя Эфес (Деяния, XIX, 21; XX, 1, 3, 16; I Кор. XVI,4; II Кор., I, 16). Прибавим, что если, по предположению, послание написано в этот именно момент, тогда все в нем неловко; недостаток подложных посланий, — не сообщать ничего достоверного, изложение автором вымышленному адресату вещей, которые последнему должны были бы быть известны, — этот недостаток, повторяю, доходит тут до темноты.
Для обхода этого затруднения и в особенности для объяснения возвещенного Павлом намерения возвратиться в Эфес, прибегли к иному построению. Предположили, что македонское путешествие стиха I Тим. I, 3 есть путешествие, не рассказанное в Деяниях, и совершенное Павлом во время трехлетнего пребывания его в Эфесе. Конечно, можно допустить, что Павел не сидел все это время на одном месте. И вот предполагается, что он совершил объезд Архипелага, и этим самым образом создается также и звено, более или менее правдоподобным образом связывающее послание к Титу с жизнью Павла. Мы не отрицаем возможности такого путешествия, хотя молчание Деяний и вызывает недоумение; но мы отрицаем, что этим исчерпываются сомнения, порождаемые І-м посл. к Тимофею. Зачем говорить Тимофею о том, что он отлично знает? Павел провел в Эфесе год или два; скоро он вернется туда. Что это за заблуждения, которые он вдруг перед самым отъездом открывает и из-за которых он оставляет Тимофея в Эфесе? К тому же по вышеуказанной гипотезе I посл. к Тимофею было написано около того же времени, что и большие подлинные послания Павла. Как! Такую слабую, растянутую вещь Павел написал на следующий день после послания к Галатам и накануне послания к Коринфянам? Удалившись из Эфеса, он оставил там свой обычный стиль; вернувшись туда, он вновь обрел его для составления писем к Коринфянам, и только через несколько лет опять взялся за стиль предполагаемого путешествия, чтобы снова писать тому, же Тимофею и ІІ-е посл. к Тимофею, по всеобщему признанию, не могло быть написано ранее прибытия пленника Павла в Рим. Итак, I посл. к Тимофею и посл. к Титу с одной стороны, и II посл. к Тимофею с другой, разделяет промежуток времени в несколько лет. А это немыслимо. Все три послания как будто списаны одно с другого; как же предположить, чтобы Павел, составляя послание к своему другу, по истечении пяти или шести лет делал заимствования из старых писем? Это ли образ действий, достойный этого мастера эпистолярного искусства, такого пылкого и такого богатого идеями? Итак, и вторая гипотеза, подобно первой, вся соткана из несообразностей, Стих I Тим. I, 3 является заколдованным кругом, из которого сторонник подлинности никак не может выбраться; стих этот создает условие, несовместимое с биографией апостола Павла. Надо было бы найти случай, когда бы Павел по дороге в Македонию только заехал в Эфес; а такого случая не было в жизни Павла до его плена. Прибавим к этому, что в то время, как Павел, будто бы, писал данное послание, у Эфесской церкви была полная организация: старейшины, диаконы, диакониссы; церковь эта показывает нам даже явления, обычные в общине уже не молодой, ереси, заблуждения; все это не соответствует эпохе третьей миссии. Если I посл. к Тимофею принадлежит Павлу, то его нужно отодвинуть в гипотетическую эпоху его жизни, относящуюся ко времени после его плена и не входящую в рамки Деяний. Так как к этой гипотезе приводит также анализ остальных двух посланий, о которых нам еще предстоит говорить, то мы и отлагаем рассмотрение ее на другое время.
Второе послание к Тимофею дает нам гораздо больше фактов, чем первое. Апостол в тюрьме, очевидно — в Риме (8, 12, 16, 17; II, 9-10). Тимофей в Эфесе (I, 16-18; II, 17; IV, 14-15, 19), где продолжают кишеть лжеучения, по вине Гименея и Филета (II, 17). Павел в Риме и в тюрьме еще недавно, т. к. он сообщает Тимофею, как новость, некоторые подробности только что совершенной им поездки по Архипелагу: в Милете он оставил Трофима больным (IV, 20); в Троасе он оставил у Карпа вещи (IV, 13); Эраст остался в Коринфе (IV, 20). В Риме Азиаты, между прочим Фигел и Гермоген, бросили его (I, 15). Другой Эфесянин, Онисифор, один из старых его друзей, приехав в Рим, наоборот, искал его, нашел и позаботился о нем в его заключении (I, 16-18). Апостол весь исполнен предчувствием своего близкого конца (IV, 6-8). Ученики его далеко; Демас оставил его ради своих мирских забот, он отправился в Фессалонику (IV, 10); Кресцент отправился в Галат (там же), Тит — в Далмацию (там же), Тихика Павел послал в Эфес (IV, 12); один Лука остался с ним (IV, 11). Некий Александр, рабочий — медник из Эфеса, причинил ему много огорчения своими спорами; Александр этот потом отправился в Эфес (IV, 14-15). Павел уже являлся перед Римскими властями; на этом разбирательстве никто не защищал его (IV, 16), но Господь поддержал его и вырвал его из пасти льва (IV, 17). Вследствие этого он просит Тимофея приехать до наступления зимы (IV, 9, 21) и привести с собой Марка (IV, 11). В то же время он дает ему и поручение, это — привести к нему футляр для книг, книги и пергаменты, оставленные им в Троасе у Карпа (IV, 13). Он просит его передать его привет Присцилле, Аквиле и дому Онисифора (IV, 19). Он передает ему поклоны Эвбула, Пуденса, Лина, Клавдии и всех братьев (IV, 21).
Уже этого простого анализа достаточно, чтобы обратить внимание на странные непоследовательности. Апостол в Риме; он только что совершил путешествие в Архилелаг, и сообщает о нем Тимофею, как будто со времени этого путешествия еще не писал ему; в том же письме он пишет ему о своей тюрьме и процессе. Может быть, это путешествие в Архипелаг есть то путешествие пленника Павла, о котором говорится в Деяния? Но во время этого последнего Павел не переезжал Архипелага; он не мог быть ни в Милете, ни в Троасе, ни, в особенности, в Коринфе, так как на высоте Книда буря погнала судно к Криту, а затем к Мальте. — Быть может, речь идет о последнем путешествии Павла, отпущенного на свободу, его обратном путешествии в Иерусалим, в обществе выборных, которым поручен был сбор? Но в этом путешествии участвовал и Тимофей, по крайней мере, начиная от Македонии (Деяния, XX, 4). Между этим путешествием и прибытием Павла в Рим прошло больше двух лет (Деяния, XXII, 27).
Каким образом Павел рассказывает Тимофею, как новости, вещи, случившиеся так давно и в присутствии последнего, когда в промежутке они жили вместе, почти неразлучно? Трофим не только не остался больным, но последовал за апостолом в Иерусалим и был виной его ареста (Деяния, XXI, 29). He менее важное противоречие содержит и место II Тимофею IV, 10-11, если сравнить его с Кол., IV, 10, 14 и с Филим, 24. Если Демас оставил Павла перед тем, как последний пишет II послание к Тимофею, тогда это послание написано позднее послания к Колосянам и к Филимону. Во время написания этих посланий Марк был с Павлом; как может последний писать во II послании к Тимофею: «Возьми Марка и приведи его с собою, ибо он мне нужен для диаконства?» С другой стороны, нами установлено, что нельзя разделять всех трех писем; а чтобы мы ни делали, между первым и вторым посланиями к Тимофею непременно останется промежуток по крайней мере в три года, и надо в этот промежуток поместить второе послание к Коринфянам и послание к Римлянам. Итак, и здесь, как и в случае I послания к Тимофею, остается только один выход: предположить, что II послание к Тимофею было написано в период жизни апостола, о котором Деяния не говорят. Но если бы и была доказана допустимость этой гипотезы, послание все еще представляло бы многое, вызывающее недоумение. Тимофей в Эфесе, а Павел (IV, 12) сухо говорит: «Я послал Тихика в Эфес», как будто не туда посылалось письмо? Есть ли что-нибудь более холодное, чем место II Тим. III, 10-11? Есть ли что-нибудь более неточное? Павел присоединил к себе Тимофея лишь во время второй миссии; а гонения, которым Павел подвергался в Антиохии Писидийской, в Иконии, в Листрах, имели место во время первого периода. У истинного Павла в письме к Тимофею нашлось бы много других совместных испытаний, о которых можно было бы напомнить; прибавим, что он не стал бы терять времени на подобные напоминания. Co всех сторон встают тысячи несообразностей; но бесполезно доказывать их, так как самую гипотезу, о которой идет речь и по которой наше послание было написано после появления Павла перед судом Нерона, гипотезу эту, повторяю, приходится отвергнуть, как мы покажем то после того, как введем в круг нашего анализа и послание к Титу.
Во то время, как Павел пишет послание к Титу, последний находится на острове Крит (I, 5). Павел, только что посетивший этот остров и очень недовольный его жителями (I, 12-13), оставил там своего ученика, чтобы окончательно устроить церкви и, переходя из города в город, ставить пресвитеров или епископов (I, 5). Он обещает Титу вскоре прислать к нему Артемаса и Тихика и просит ученика своего, как только он повидается с этими двумя братьями, вернуться к нему в Никополис, где он намерен провести зиму (III, 12). Затем апостол велит своему ученику как следует принять Зенона и Аполлоса, и как можно больше заботиться о них.
И тут недоразумения возникают при каждой фразе. Ни слова для критских верных, только грубая и неподобающая жестокость (I, 12-13); опять жалобы на заблуждения, существование которых в так недавно основанных церквах совершенно непонятно (I, 10 и след.), заблуждения, которые отсутствующему Павлу видны и известны лучше, чем живущему на месте Титу; подробности, предполагающие, что христианство на острове уже не ново и вполне развито (1, 5-6); — плоские советы, касающиеся и без того понятных вещей. Подобное послание было бы для Тита совершенно бесполезным; в нем не было ни слова, которого он не знал бы наизусть. Но апокрифический характер документа, о котором идет речь, доказывается не соображениями о том, что должно было бы быть, а прямыми доводами.
Если пожелать связать это письмо с периодом жизни Павла, известным нам из Деяний, окажутся те же препятствия, что и для предыдущих. Павел приставал к Криту только раз, именно во время кораблекрушения; пребывание его там очень кратковременно и он в продолжение его остается пленником. Несомненно, не тогда Павел стал основывать на острове церкви. К тому же, если бы Тит. I, 5 относился бы к путешествию Павла во время плена, тогда Павел писал бы письмо в плену в Риме. А как он из своей римской тюрьмы может оповещать о своем намерении провести зиму в Никополисе? Каким образом он ни разу не намекает на свой плен, по своему обыкновению?
Пробовали построить другую гипотезу. Пытались связать между собой посл. к Титу и I посл. к Тимофею; предположили, что оба эти послания были плодом эпизодического путешествия, совершенного апостолом Павлом во время пребывания его в Эфесе. Хотя эта гипотеза не принесла особой пользы для объяснения I послания к Тимофею, обратимся к ней снова и посмотрим, обоснована ли она чем-нибудь в послании к Титу.
Павел уже год или два живет в Эфесе. Летом у него рождается намерение сделать апостольскую поездку, о которой Деяния умалчивают. Он оставляет Тимофея в Эфесе и берет с собой Тита и двух Эфесян, Артемаса и Тихика. Сначала он направляется в Македонию, оттуда на Крит, где он основывает несколько церквей, На острове он оставляет Тита, которому поручает продолжать начатое им дело, а сам отправляется в Коринф с Артемасом и Тихиком. Там он знакомится с Аполлосом, которого до того не видал, и который был накануне отъезда в Эфес. Он просит Аполлоса сделать небольшой объезд, проехать через Крит и отвезти Титу дошедшее до нас послание. Сам он в это время намерен поехать в Эпир и провести зиму в Никополисе. Этот план он сообщает Титу, говорит ему, что пошлет к нему на Крит Артемаса и Тихика, и просит, как только тот свидится с последними, отправиться к нему в Никополис. После этого Павел совершает свою поездку в Эпир. Из Эпира он пишет первое послание к Тимофею, и поручает Артемасу и Тихику доставить его; однако, он велит им проездом быть на Крите, чтобы вместе с тем подать Титу знак приехать к апостолу в Никополис. Тит туда и отправляется; апостол с учеником своим вместе возвращаются в Эфес.
С помощью этой гипотезы можно еще так или иначе отдать себе отчет в условиях написания послания к Титу и I посл. к Тимофею. Больше того: оказываются, по-видимому, две выгоды. Объясняются, якобы, места из посланий к Коринфянам, из которых на первый взгляд выясняется, что апостол Павел, прибывая в Коринф после долгого пребывания в Эфесе, посещает этот город в третий раз (I Кор., XVI, 7; II Кор., II, 1; XII, 14, 21; XIII, 1); объясняются, якобы, также и места, где Павел говорит, что проповедовал Евангелие до самой Империи (Римл., XV, 19). Но выгоды эти очень шатки и как приходится жертвовать правдоподобием, чтобы их добиться! Во-первых, это предполагаемое «эпизодическое» путешествие, такое короткое, что автор Деяний не нашел нужным о нем упоминать, должно было быть очень значительным, раз оно заключало в себе поездку в Македонию, поездку на Крит, пребывание в Коринфе, зимовку в Никополисе. Все это заняло бы около года. А в таком случае, каким образом автор Деяний говорит, что пребывание Павла в Эфесе продолжалось непрерывно в течение трех лет (Деяния, XIX, 8, 10; XX, 31)? Выражение это, конечно, не исключает небольших отлучек, но оно несовместимо с целым рядом путешествий. Сверх того, в обсуждаемой нами гипотезе путешествие в Никополис имело место до написания II послания к Коринфянам. Между тем в этом послании Павел заявляет, что Коринф в эпоху составления письма является крайним западным пунктом его проповеди. Наконец, и в маршруте, составленном для путешествия Павла, мало естественности. Павел сперва отправляется в Македонию, это ясно (I Тим., I, 3), а оттуда направляется на Крит. Чтобы поехать из Македонии на Крит, Павлу надо было бы, путешествуя вдоль берега, проехать либо через Эфес, в каковом случае стих I Тим., I, 3 лишен всякого смысла, либо через Коринф, но тогда трудно понять, зачем ему понадобилось немедленно после этого возвращаться туда. И каким образом Павел, намереваясь совершить поездку в Эпир, говорит о зимовке, которой она должна закончиться, но ни слова о ней самой? А это пребывание в Никополисе, отчего мы о нем ничего не знаем из других источников? Если предположить, что речь идет о Никополисе во Фракии, что на Несте, то это только увеличит сомнения и не даст ни одной из кажущихся выгод изложенной выше гипотезы. Иные экзегеты думают выйти из затруднения, изменив немного маршрут, требуемый этой гипотезой. По их мнению, Павел из Эфеса отправился на Крит, оттуда в Коринф, потом в Никополис и, наконец, в Македонию. Но этому противоречит роковой стих I Тим., I, 3. Предположим, что кто-нибудь отправляется из Парижа, с намерением объехать Англию, берега Рейна, Швейцарию, Ломбардию. Станет ли это лицо, приехав в Кельн, писать одному из своих друзей в Париж: «Я оставил вас в Париже, отправляясь в Ломбардию...»? Образ действий Павла, допуская все эти предположения, не менее нелеп, чем его маршрут. Путешествию Тихика и Артемаса на Крит не сообщено никакой цели. Отчего Павел не дал Аполлосу письма для Тимофея? Отчего он предпочитал писать ему через Тихика и Артемаса? Отчего он уже тогда не назначал Титу срока, когда тому надо было вернуться к нему, раз намерения его были так твердо решены? Эти путешествия из Коринфа в Эфес, совершающиеся все через Крит ради нужд апологетики, не совсем естественны. В этой гипотезе эпизодического путешествия, какой бы маршрут ни принять для него, Павел все время то дает, то отбирает; то, что он делает, он не кончает; из действий своих он извлекает лишь часть результатов, оставляя на будущее, если представится случай, то, что отлично мог сделать тут же. В деле этих посланий кажется, что обычные законы правдоподобия и здравого смысла перевернулись.
Итак, все попытки вставить послания к Титу и Тимофею в рамки жизни апостола Павла, начертанные Деяниями, омрачены неразрешимыми противоречиями. Подлинные послания Павла взаимно друг друга объясняют, предполагают, связывают; те же три послания, о которых идет речь, образуют особый цикл, как ножом отрезанный; и это тем более странно, что два из них — первое к Тимофею и к Титу, — попадают как раз в водоворот так хорошо прослеженных и известных дел, которых касаются послания к Галатам, оба к Коринфянам, к Римлянам. В виду этого некоторые из экзегетов, стоящих за подлинность этих трех посланий, прибегли к помощи другой гипотезы. Они считают, что эти послания надо отнести к такому периоду жизни апостола, о котором в Деяниях не говорится. По их догадкам, Павел, представ перед Нероном, как то предполагают Деяния, был оправдан; это вполне возможно и даже вероятно. Получив вновь свободу, он возобновил свои апостольские странствия и отправился в Испанию, что также вероятно. В этот же период жизни Павла он, якобы, совершил и еще одно путешествие в Архипелаг, к которому и относятся I послание к Тимофею и послание к Титу. Затем он якобы снова вернулся в Рим; там его опять заключили в тюрьму, и из последней он написал второе послание к Тимофею.
Нельзя не сознаться, что все это очень напоминает искусственную систему защиты обвиняемого, которому для отражения подозрений приходится выдумывать целую совокупность фактов, не вяжущихся ни с чем, что известно. Эти одиноко стоящие гипотезы, не опирающиеся и не примыкающие ни к чему из того, что известно из других источников, правосудие считает признаком виновности, критика признаком подложности. Даже допуская возможность такого нового путешествия в Архипелаг, весьма трудно согласить между собой обстоятельства трех посланий; передвижения мало чем оправдываются. Но подобный спор бесполезен; в самом деле, очевидно, что автор II послания к Тимофею говорит именно о том плене, о котором говорится в Деяниях, и ко времени которого относятся послания к Филиппийцам, к Колосянам и к Филимону. Это доказывает сходство II Тим. IV, 9-22. с заключениями послания к Колосянам и к Филимону. Лица, окружающие апостола, как тут, так и там, приблизительно, одни и те же. Плен, из которого, якобы, пишет Павел II послание к Тимофею, имеет закончиться освобождением (II Тим., IV, 17-18); Павел, в этом послании, полон надежд; он обдумывает новые планы и поглощен мыслью, действительно, исключительно занимавшей его во все время его первого (и единственного) плена: мыслью о завершении просвещения евангелием, о проповеди Христа всем народам и в частности населению крайнего запада. Если три разбираемых послания относились к такому позднему времени, то непонятно, каким образом там беспрестанно говорится о Тимофее, как о молодом человеке. Впрочем, мы можем непосредственно доказать, что никакого путешествия в Архипелаг после пребывания Павла в Риме не было. В самом деле, в течение этих путешествий Павел, будто бы,•пристал к Милету (II Тим., IV, 20). Между тем, в прекрасной речи, которую автор Деяний влагает в уста апостолу Павлу при проезде последнего через Милет в конце третьего периода проповеди, Павел говорит: «И ныне, вот, я знаю, что уже не увидите вы лица моего, все вы, между которыми ходил я, проповедуя царство Божие». Нечего возражать на это, что Павел мог ошибиться в своих прегрешениях, изменить их и вновь повидать церковь, с которой, как он думал, он простился навеки. He в этом вопрос. Нам же важно, произнес Павел эти слова или нет. Автору Деяний хорошо было известно продолжение жизни Павла, хотя, к несчастью, он не счел нужным сообщить нам о нем. Нельзя себе представить, чтобы он вложил своему учителю в уста предсказание, если бы он знал, что это предсказание в будущем не оправдалось.
Итак, послания к Тимофею и к Титу отвергаются всем ходом биографии Павла. Когда их пробуют вставить в последнюю с одного конца, они выходят из другого. Ничего удовлетворительного не получается даже в том случае, если создать специально для них целый период жизни апостола. Послания эти сами себя опровергают; они полны противоречий; даже если бы Деяния и достоверные послания не дошли до нас, и тогда не удалось бы предложить гипотезы, которая упрочила бы положение трех произведений, о которых идет речь. Напрасно будут возражать, что подделыватель не стал бы с легким сердцем погружаться в такой омут самопротиворечий. У Дениса Коринфского во II веке существует не менее странная теория странствий апостола Павла, т. к. у него Павел приходит в Коринф и отбывает оттуда в обществе апостола Петра, что совершенно невозможно. Несомненно данные три послания были сфабрикованы в эпоху, когда за Деяниями не признавался еще такой большой авторитет. Позднее подделыватель стал бы фантазировать, исходя из Деяний, как то делает автор баснословного рассказа о Фекле около 200 г. Автору наших посланий известны имена главнейших учеников Павловых; он читал некоторые его послания, имеет смутное представление о его странствиях, мысль его поражена, и довольно правильно, роем учеников, окружавших Павла, которых он рассылал посланцами во всех направлениях. Но предполагаемые им подробности неверны и не обоснованы; Тимофея он себе всегда представляет молодым человеком; он смутно знает, что Павел проездом был на Крите, и из этого заключает, что апостол основал там церковь. Действующие лица, которых он выводит во всех трех посланиях, по преимуществу Эфесяне; местами хочется думать, что подделывателю не чуждо было стремление возвеличить некоторые Эфесские семьи и унизить другие.
Апокрифичны ли данные три послания от начала до конца, или при их составлении пользовались подлинными записками к Титу и Тимофею, переделав их сообразно с духом времени с намерением сообщить авторитет апостола развивавшейся тогда церковной иерархии? Это трудно решить. Возможно, что местами, например, в конце II послания к Тимофею, смешаны записки, написанные в разное время; но и тогда приходится предположить, что подделыватель дал полную волю своему перу. В самом деле, из всего вышесказанного нельзя не заключить, между прочим, что все три послания родственны между собой, что они, по правде сказать, все составляют одно произведение, и что в деле определения подлинности их между ними не приходится делать никакого различия.
Совсем отдельно стоит вопрос о том, не имеют ли некоторые данные II послания к Тимофею, например, I, 15-18; II, 17-18; IV, 9-21, исторической цены; хотя подделыватель и не знал в подробностях жизни Павла и не имел в своем распоряжении Деяний, однако, ему могли быть известны новые сведения, особенно о последней эпохе жизни апостола. В частности мы думаем, что место II Тим., IV, 9-21 имеет большое значение и бросает истинный свет на заключение Павла в Риме. Четвертое Евангелие тоже в своем роде представляет апокриф; нельзя однако из-за этого говорить, что оно не имеет исторической ценности. Что касается странности, какой нам кажутся подобные подлоги, то это не должно нас смущать. В этом не видели ничего дурного. Если бы благочестивый автор подложных посланий к Тимофею и Титу мог вернуться к жизни и присутствовать при спорах, которые возбуждают среди нас его произведения, он отвечал бы также, как азиатский священник, автор романа Феклы, когда ему не оставалось больше никакого выхода: convictum atque confessum id se amore Pauli fecisse (Тертуллиан, De baptismo, 17).
Время составления этих трех посланий надо отнести к 90—100 гг. Феофил Антиохийский (ок. 170 г.) ясно цитирует их. Ириней, Климент Александрийский, Тертуллиан тоже принимают их. Марцион, наоборот, отвергал или не знал их. Намеки на них, которые будто бы находятся в посланиях, приписываемых Клименту Римскому, Игнатию и Поликарпу, сомнительны. В эту эпоху в воздухе как бы носилось известное количество готовых гомилетических фраз; наличность последних в каком-нибудь произведении ничуть не доказывает, что автор позаимствовал их непосредственно из того или другого писания, где они также читаются. Созвучие, замечаемое между некоторыми выражениями Гегезиппа и иными местами данных посланий, странно; трудно сказать, какое заключение из этого следует вывести, ибо, если в этих выражениях Гегезипп имеет в виду I послание к Тимофею, то, по-видимому, он считает его написанным после смерти апостолов. Как бы то ни было, ясно, что когда составлялся сборник посланий Павла, письма к Титу и Тимофею пользовались полным авторитетом. Где они были составлены? Быть может, в Эфесе, быть может, в Риме. Сторонники второго предположения могут сказать, что на Востоке не были бы сделаны те промахи, которые замечаются в посланиях.
В слоге встречаются латинизмы. План, в виду которого написано было произведение — именно, желание усилить иерархический принцип и авторитет церкви, предлагая пример благочестия, послушания, «церковного духа», начертанный самим апостолом, вполне гармонирует со всем, что нам известно о характере Римской церкви в I веке.
--------------------
1 Критический аппарат, включая разбор греческой лексики, опущен.
|
|
|
|